«Путин одержим идеей таинственных отравлений»: Алексей и Юлия Навальные дали большое интервью Дудю

О случившемся в самолете

«Я анализировал, чтобы понять, когда же мне все-таки поплохело. Понял, что в аэропорту мне было отлично — меня ничего не занимало, кроме того, чтобы купить детям в подарок сибирских конфет. Потом сел в самолет, потирая ручки, потому что предвкушал прекрасный трехчасовой полет. Никто меня не трогал. Я включил “Рика и Морти” — всегда так делаю на взлете, и, кстати, именно поэтому я знаю точно, на какой минуте мне стало плохо. Обычно меня это так увлекает. И где-то на двадцатой минуте мне перестало интересно смотреть этого “Рика и Морти”, и я почувствовал, что по мне льется холодный пот. И это странное ощущение. Это ощущение “Я сейчас умру”, и оно накатывает, и накатывает. <…> Ты не можешь понять, болит не сердце, не живот, не нога, не желудок, а просто в целом плохо. [Пресс-секретарь Кира Ярмыш] начала говорить, я вижу, рот открывается, что-то говорит, но не очень понятно. <…> Знаешь, я потом, когда анализировал, это, может, звучит странно, наиболее близкое описание — это дементоры в “Гарри Поттере”. Роулинг пишет, что, когда дементор тебя целует, тебе не больно, а жизнь — уходит. Вот абсолютно не больно, но главное поглощающее тебя ощущение — типа “я сейчас умру”. И это самое главное и страшное — именно поэтому и правильно, что химическое оружие запрещено. (Например, в какой-то момент. — The Bell) я на выходе из туалета самолета неожиданно для себя поворачиваюсь к бортпроводнику и говорю: “Меня отравили, я сейчас умру”. И просто ложусь ему под ноги».

О том, как Юлия Навальная узнала про отравление мужа

«Утром — так случайно получилось, что я собиралась сама встретить Алексея в аэропорту и поэтому не спала — мне позвонила Кира и сказала: “Юля, не волнуйся, у Алексея отравление, самолет посадили в Омске”. Это было коротко, она была сама в шоке. Я положила трубку, а потом потрясла головой, перезвонила и спросила: “Что? Мне, наверное, надо ехать в Омск”. Кира тогда сказала, что говорят, что, может быть, через день ему станет ничего и они сами прилетят. Но я все-таки решила поехать, посмотрела рейсы, ближайший был через два часа. Билеты я покупала уже в такси. А когда я приехала в аэропорт, оказалось, что до самолета еще 2,5 часа — я просто перепутала время, неправильно посчитала. И ожидание этого рейса на самом деле чуть ли не самое страшное. Потом Кира написала, что Алексей в коме и на ИВЛ. Было понятно, что ситуация критическая. И я помню, что я зашла в кафе, села, и у меня просто полились слезы. <…> У меня случайно оказались черные очки, и я в 8 утра заказала себе виски».

О роли русских в спасении Навального

«Прелесть ситуации в том, что они (пилоты самолета и врачи. — The Bell) очень классно выполнили свою работу по инструкции. Пилотам сказали, значит, человек уже там, типа, сейчас отбросит кони — они моментально начали сажать самолет. Фельдшерам сказали: “Чувак в отключке” — они пришли, сказали: “Ну, похоже, что он действительно…” — вкололи атропин. Приехала реанимация, сказала: “О, да он же похож на наркомана в передозе, у него явно отравление, поэтому вот ему атропин, везем его в токсикологичку”. Они все очень четко сделали по инструкции, но, к сожалению, в России как устроено: когда все работают по инструкции четко — это, скорее, цепь счастливых случайностей».

О галлюцинациях

«Честно, я не понимаю, как люди платят за наркотики и получают от этого удовольствие, потому что для меня это (лечение наркотическими веществами. — The Bell) было страшным. Я прекрасно помню, это было реальнее, чем ты сейчас, — что ко мне приходят Юля с Леонидом Волковым и говорят: “Алексей, ты попал в страшную аварию в Берлине. Вот, посмотри, здесь японский доктор (и здесь я вижу доктора как из “Человека Паука”), он сделает тебе новые ноги”. Понятно, что такого разговора не было, но это были очень реалистичные галлюцинации. <…> В какой-то период, когда я уже даже разговаривал и узнавал людей, у меня была навязчивая галлюцинация, что я здоров и нам надо отсюда, из клиники, сбежать. Один раз я вскочил, выдернул из себя все трубки, меня медсестры укладывали обратно и даже обсуждали, не привязать ли меня. Потом, когда один раз меня навестил врач и ушел, я сказал Юле, что она должна забрать у него пистолет и мы убежим».

О том, почему Навального нельзя было оставить в Омске

Юлия Навальная: «Это нужно было сделать, потому что там (в Омске. — The Bell) просто не скажут правду. Когда я пришла к главному врачу, а там были он, его заместитель, замминистра здравоохранения Омской области, потом пришел второй заместитель министра. Я им говорила: “Я не хочу с вами даже говорить. Я хочу говорить с врачами”. Было большое административное давление, я вообще не понимала, что там делает столько чиновников. <…> Я думаю, что это (транспортировка Навального в Германию.— The Bell) было усилием многих людей и, наверное, мое какое-то давление в прессе, в интернете, что мы хотим его забрать, а его нам не отдают, и уже на международном уровне. Все эти усилия сложились, и в какой-то момент они поняли, что им будет проще его отпустить, чем устроить вот такое… шоу, как он умирает в прямом эфире».

Алексей Навальный: «Никто не хотел именно в немецкую клинику, просто все понимали, что в омской больнице оставаться нельзя. Омская медицина легендарна даже по меркам российской медициной ужасностью, а во-вторых, было понятно, что это отравление и лечить надо от отравления. Но выходят люди и говорят: он просто перепил самогона. Как можно у таких врачей оставлять? Собственно, расчет властей был именно на это — умер бы я в омской клинике, отвезли бы меня в омский морг. Кто бы там делал какую-то экспертизу? И основная причина, по которой меня хотели вытащить (в Германию. — The Bell), — это что с первых минут моего отравления началось какое-то супервранье про самогон, нарушение обмена веществ, наркотики».

Об источнике отравления

«Мы понимаем, что я из номера (отеля. — The Bell) выходил, схватившись за бутылку с водой, будучи уже пораженным. И, значит, заражение произошло в гостинице. Потом прошло три или четыре часа — долгий период. Если бы я выпил это, съел или вдохнул, я бы, конечно, отбросил кони, ну, там, за полчаса, за час. А это был долгий период… Я либо потрогал, ну, слушай, это могло быть так: я снимал рубашку с вешалки, дотронулся до вешалки — и привет. Это могло быть на одежде, это могло быть где угодно на самом деле. В этом и смысл боевого химического оружия. <…> И никто не знает, как выглядит этот “Новичок” — это может быть спрей, жидкость какая-то».

О том, зачем соратники Навального забрали бутылки из номера

«На самом деле, конечно, в номере надо было срывать куски обоев и палочками брать пробы с потолка, но тогда никто же не понимал, что случилось и чем меня отравили. Ребята зашли в номер спустя три часа после того, как я выехал оттуда и как появились новости, что меня отравили. Они зашли и взяли из него самое очевидное — еду, бутылки с водой — логично, что если отравили, то чем-то оттуда. Никто не догадывался, что там боевое химическое вещество. Идея была в том, чтобы отдать эти вещи врачам, чтобы они вообще поняли, а какое это отравление и от чего лечить — потому что базовые анализы не показывают ничего».

О том, почему Навального отравил именно Путин

«Давай разложим это на элементы: можно ли купить “Новичок” в супермаркете? Можно ли сварить его в химлаборатории? Нет. Это бинарное химическое оружие. Невозможно это сделать — это должна быть довольно сложная химическая лаборатория. И, кроме того, его нужно уметь применить. Поэтому вот совокупность факторов: во-первых, это “Новичок”, во-вторых, все, что произошло в Омске, когда министр здравоохранения формирует группу, она приезжает из Москвы доказывать специально, что я не транспортабельный. Потом фантастическое по масштабу, личное, персональное вранье Путина о том, что я симулировал и сам себя отравил. Совокупность этих факторов указывает нам (на него.— The Bell). <…> Путин лично одержим идеей таинственных отравлений. Ему нравится идея, что он повелевает армией назгулов, таких ниндзя, которые наводят ужас на всех. И ты можешь не бояться, что тебя застрелят или что отрежут ногу бензопилой, но то, что ты можешь открыть дверь машины, а потом внезапно и загадочно умереть или что тебя могут хлопнуть по плечу — и привет родным, им в Кремле нравится эта штука. Это механизм влияния. И это работает. <…> И это же как работает — что некоторые люди посмотрели на это и подумали, ну если так даже Навального демонстративно отравили, то ну его нафиг. Ничего же потом не докажешь. Главная цель была — не убить меня, а нагнать ужаса».

О цене лечения

«(Медицинский борт из Омска в Берлин) стоил где-то 75 тысяч евро. Его оплатил предприниматель Борис Зимин, за что я ему очень благодарен. Финального счета немецкая клиника пока не выставила, но я думаю, что это будет около 60–70 тысяч евро. Недавно один из немецких депутатов вышел и сказал: а почему немецкие налогоплательщики должны оплачивать лечение российского гражданина? Это неправда. У меня таких денег тоже нет. Есть некоторые люди, которые пожелали помочь с этим, и одним из наших условий было то, чтобы они раскрыли свои имена, вот как Зимин. Все, кто в складчину оплатит лечение, раскроют свои имена».

О планах

«То, что я буду лечиться год, — точно нет. Но два месяца вполне может быть. Тот вариант, что я могу не вернуться в Россию, я вообще исключаю».